Он появился только на рассвете – на главной городской площади, где все еще горели костры и стояли повозки. Настроив лютню, он запел, и на его голос постепенно потянулись горожане, разбуженные квартальными старшинами. А менестрель все пел – о новом подвиге Узника Дарелена, вставшего на защиту Ташама. Пел он о мужестве стражников, о беде, пришедшей в город, и о том, что народ Ташама, сплотившись, одолеет любую беду. Закончив песню, он заводил ее по новой, и куплеты менялись на глазах. Упырей становилось все больше, Узник Дарелена – все сильнее, стражники все мужественней, а горожане все дружнее. Толпа, собравшаяся на площади, с третьего раза стала подпевать, сдержанно поплевывая на брусчатку.
Описывая погибших упырей, менестрель красок не жалел. Особенно хорошо ему удавались отрубленные головы с потухшими глазами. Правда, в такие минуты его голос подозрительно подрагивал, а лютня фальшивила.
Когда солнце выползло из-за восточных холмов, а менестрель порядком охрип, к толпе подошел молодой широкоплечий человек. Отросшие черные волосы свешивались на воротник, а на подбородке собралась трехдневная щетина. Незнакомец кутался в длинный черный плащ, порядком изодранный, а на боку у него висел длинный меч, но никто на него внимания не обратил – на площади хватало незнакомцев. А тот, послушав менестреля, выругался так, что видавший виды народ брызнул от него в разные стороны. Погрозив онемевшему на миг певцу, человек развернулся и зашагал в сторону западных ворот. Удивленные ташамцы пожали плечами, а менестрель затянул следующий куплет. Никто из них не подозревал, что Узник Дарелена терпеть не может песен о себе.
Утром Тир Савен оказался предводителем войска горожан. Благодаря стараниям менестреля и старшин, их собралось на площади больше четырех сотен. Кожевники, кузнецы, пекари, перекупщики, торговцы – здесь был весь Ташам. Начальник стражи распахнул для них двери арсенала, кузнецы открыли лавки, и вскоре войско вооружилось. Ближе к обеду на площадь вышла сотня людей – с мечами, топорами и арбалетами. Душегубы, грабители, воры, контрабандисты – всех Савен хорошо знал, некоторых даже по именам. И все же он принял их под свои знамена, зная, что эти будут драться до конца, потому как в других городах своего отребья хватает и уходить им из Ташама некуда.
К вечеру город был готов к обороне. Стражники под командованием Корда сосредоточились на западных стенах, чтобы отразить основной удар вампиров. Горожане караулили другие стороны Ташама – больше для того чтобы вовремя поднять тревогу. Тир Савен возглавил две отборные сотни самых опытных людей, сколотив летучий отряд для патрулирования города. Он рассчитывал отлавливать упырей уже внутри города и собирался прийти на помощь тем защитникам, кому придется хуже других. Оглядев войско, впервые за последние два дня Савен подумал, что у них есть отличный шанс победить. Оборона крепка, а у него в запасе оставалось два не разыгранных козыря.
Сигмон так и не выследил последнего Старшего вампира. Его поймали пекари на улице бакалейщиков. Нашли его в подвале одной из пекарен и насмерть забили дубовыми скалками для теста, раскатав упыря по полу как блин. А потом выволокли на солнышко, и вскоре от Старшего осталась только горстка пепла.
Тан, узнав о том, покачал головой и вернулся к западным воротам – к своей команде охотников. Он знал, что ночью его место там, рядом с Кордом и Ником, собиравшимся принять на себя первый удар вампиров. Сигмон был доволен войском Ташама, жалел только о том, что рядом нет Рона. Тот по-прежнему сидел в лаборатории городского алхимика и даже не отзывался, когда к нему обращались. Судя по всему, он стоял на пороге очередного открытия и не собирался отвлекаться на такие мелочи, как нападение армии упырей на город.
К вечеру, когда солнце спряталось за верхушки западного леса, Сигмон поднялся на стену над воротами и присел рядом с Кордом. И незаметно задремал – знал, что ночью спать не придется.
Капитан разбудил его, когда над городом расцвела луна. Она напоминала надкушенный каравай, но светила так же ярко, как и полная, отливая серебром и кровью. Небо стало чистым, без единой тучки, и в свете луны стражникам была прекрасно видна широкая дорога, уходящая в лес. Тракт, соединяющий Дарелен и Ривастан, пустовал, но люди не сводили с дороги глаз. Ночь только началась, и все понимали: упыри могут появиться в любой момент.
Сигмон чувствовал их. Чуял темный клубок силы, притаившийся в глубине леса. Тан стоял на стене, прислонившись к огромному зубцу, что высился над воротам, и смотрел в лес. Рядом сидел Корд. Чуть дальше, у башни, пристроился Ник. Его замотанная тряпкой голова белела в темноте отраженьем луны. С левой стороны, напротив уха, проступила кровь, но полугном не собирался отсиживаться в лазарете, напротив, он так и рвался в бой.
– Сигмон, – тихо позвал Корд, – как думаешь, они пойдут на приступ?
Тан окинул взглядом ряд темных деревьев и пустую дорогу.
– Вряд ли, – отозвался он. – Скорее всего, они постараются тайком проникнуть в город.
– Две сотни? Не думаю, что у них получится.
– Старшие легко перемахнут через стены, – сказал тан и присел на холодные камни рядом с Демистоном. – А вот новообращенные, скорее всего, попытаются сломать ворота.
– Значит, будет штурм, – решил капитан и в сотый раз провел точильным бруском по лезвию меча, давно ставшему острым, как бритва.
– Будет, – согласился тан. – Здесь собрались все защитники Ташама. И упыри постараются разделаться с ними одним ударом. Но вряд ли они зажгут факелы и будут с криками бросаться на стены.