На этот раз Сигмон не стал раздумывать. Он взмахнул рукой, и серебряная молния ударила в грудь темной фигуры. Кинжал из эльфийского серебра, пущенный недрогнувшей рукой, прожег в груди упыря огромную дыру и канул в темноту ратуши. Вампир взмахнул руками, плащ откинулся, открывая бледное лицо, искаженное гримасой боли... А потом юнец выпал из дверей ратуши прямо под лучи солнца и захрипел. Солнце заставило его съежиться в темный комок, как муху, прижженную свечой, и через миг на земле остались только плащ, скомканное тряпье и горстка пепла.
Рон, подхватив мешок, бросился к Сигмону, не решаясь даже оглянуться на темный проем, оставшийся за спиной. Там, в темном зале, выли и бесновались упыри. Они чуяли добычу, но не смели выйти на солнце.
Сигмон ухватил подбежавшего алхимика за руку и потащил за собой – к тяжелой дубовой двери в стене дома напротив ратуши.
– Куда? – выдохнул Рон. – Сигги, куда ты меня тащишь?
Сигмон только крепче стиснул зубы, подавив желание отвесить другу знатную оплеуху – он и так держался из последних сил и не собирался отвечать на глупые вопросы.
Он распахнул дверь, вырвав со щепками старый замок, и втолкнул Рона в темноту прихожей. Потом вошел следом и закрыл за собой дверь.
Здесь оказалось темно, но не слишком – и тан, и алхимик прекрасно видели друг друга. Зато тут не было солнечных лучей, и тан решил, что этого достаточно – он больше не мог терпеть.
– Да что такое, – рассердился Рон, потирая руку, на которой пальцы Сигмона оставили синяки. – Скажи толком!
Тан молча ткнул в мешок алхимика. Тот вопросительно поднял брови, и Сигмон, проклиная про себя недогадливого друга, сам ухватился за веревку, стягивающую горловину.
– Эй, – сказал Рон, – убери руки... Мать!
Он оттолкнул Сигмона и начал быстро рыться в мешке. На самом дне нашлась небольшая склянка из темного, почти черного стекла с широким горлышком и плотной кожаной крышкой.
– Образцы? – с надеждой спросил алхимик, оборачиваясь к тану. – Да?
Сигмон выхватил склянку из его рук, открыл крышку и с большим наслаждением выплюнул, наконец, палец Старшего вампира.
– Да, – хмуро сказал Сигмон и смачно харкнул на пол. – Образцы. Теперь доволен?
– Ага, – сдавленно откликнулся алхимик и тут же сблевал себе под ноги.
Сигмон закупорил склянку, немного подождал, а потом сунул в руки едва опомнившемуся Рону. Дрожащими руками тот запрятал ее поглубже в мешок.
– Теперь, – сказал тан, сплюнув еще раз, – нам здесь больше нечего делать. Уходим?
Алхимик сдавленно булькнул. Сигмон счел это знаком согласия и распахнул дверь. В лицо друзьям плеснули солнечные лучи, и тан недовольно прищурился – до темноты оставалось не так много времени.
– Найти коней, запастись едой, выбрать дорогу, – сказал он. – Все как раньше, да, Рон?
Алхимик вытер губы рукавом и кивнул.
– Ага, – сказал он. – И все так же – кровища ручьем. Сигги, я уже говорил, что безумно рад тебя видеть?
– Да, – отозвался тан. – Говорил. Я тоже рад тебя видеть, Рон.
И он улыбнулся – впервые за этот безумный день.
Птицы тревожно переступали с ноги на ногу, били крыльями, но не улетали, хоть человеческая фигура с раскинутыми в стороны руками оказалась не слишком удобным насестом. Птиц тянуло к ней так сильно, что они готовы были драться за свободное место. А человек все не шевелился. Он стоял неподвижно, словно статуя, и только сиплое дыхание говорило о том, что он жив.
– Еще, – прошептал Эрмин, не открывая глаз. – Я не вижу.
Мелкие пичуги бросились врассыпную, покинув странный насест. На освободившееся место серыми стрелами упали голуби, что вились рядом. Места всем не хватило, и сизокрылый ком забил крыльями, пытаясь удержаться в воздухе.
Граф вздрогнул, словно его пронзила молния, и взмахнул руками. Птицы сорвались с его тела пернатым потоком и закружились над башней замка. Эрмин покачнулся, отчаянно замахал руками. И не удержался.
Он упал на черепичную крышу, перевалился через край, но в последний миг успел вцепиться пальцами в обожженную глину. Эрмин завис над двором замка, отчаянно болтая ногами, а его легкое тело колыхалось от дуновения ветра. Но держался он крепко – руки графа без труда справлялись и с более тяжелым грузом, чем собственное тело.
Убедившись, что черепица выдержала, он опустил голову и взглянул вниз. Под ногами раскинулся двор замка. На миг ему показалось, что он летит, и сердце тревожно сжалось. Летать. Он был сделан магами для того, чтобы парить в воздухе, но ему так и не удалось взлететь. Ни разу. Ведь он, измененный королевскими магами, так и остался незавершенным опытом.
Пришла шальная мысль: разжать пальцы и воспарить над городом подобно крылатым братьям. Быть может, на этот раз все получится, и он поднимется вверх, а не скатится на траву парка по ветвям королевских тополей?
Эрмин помотал головой. Нет. Не сейчас. У него есть дело. Он не способен подвести Геора. Король надеется на него, своего верного друга и советника. И он не может подвести последнего из детей Фаомара, который еще не знает о том, что ему понадобится помощь. Он не может поступить так с единственным человеком на земле, который может понять его – такого же измененного, ставшего чудовищем, но оставшегося при том человеком.
Граф согнул руки и с легкостью бросил себя на крышу башни. Поднялся на колени, отряхнул одежду и оглянулся.
Под ногами лежал город Рив, раскинувшийся на двух берегах реки, давшей название и городу и стране. Отсюда было прекрасно видно, что столица вытянулась вдоль небольшой речушки, как змея, решившая погреться на солнышке. И еще Эрмину были видны восточные равнины и северные горы, и темная дымка западных лесов. Открытые просторы манили к себе, звали в полет, обещая радость и наслажденье. И от этого чуда Эрмина отделял всего лишь один шаг. Один.